Первоверховные. Три урока от двух апостолов

Трудно найти людей, более непохожих друг на друга. Петр женат (Евангелие упоминает его тещу, а в посланиях есть слово о его жене-спутнице), а Павел – девственник.

Петр знал Христа с первых дней общественного служения Спасителя, а Павел узнал Христа только воскресшим.

Далее. Петр – галилейский рыбак, а Павел – ученик великих книжников и по воспитанию – фарисей. Они оба – евреи, однако Павел проповедовал слово Божие в основном язычникам, обновляя их Духом и из них составляя Церковь. Петр же проповедовал Евангелие главным образом обрезанным, то есть единоплеменникам.

Петр старше всех из числа ближайших учеников, но Павел больше всех потрудился, хотя и говорит: «Не я, но благодать Божия». Они и умерли по-разному.

Павлу, как римскому гражданину, отсекли голову. Три раза ударившись оземь, Павлова глава извела из земли три источника. Так и до сих пор называется место его смерти – «Три фонтана». А Петра распяли вниз головой, казнив перед тем его жену. «Жена, помни Господа!» – крикнул ей Петр и повис на кресте, ногами указуя Церкви на небо, куда всем нам взойти должно.

Такое различие двух апостолов, поминаемых и празднуемых вместе, о чем нам говорит? О том, что в Церкви все разные. И различие это – подлинное благословение, если есть единство веры и союз любви. Люди должны быть разными, непохожими, несводимыми друг на друга. Если у диктаторов «незаменимых людей нет», то у Бога все уникальны и все незаменимы. Главное, чтобы была общая вера.

Так Петр и Павел, по-разному потрудившись в разных местах вселенной, сошлись в конце пути в Риме, куда в те времена вели все дороги. Там они окончили мученически свой труд и свой земной путь, бесстрашной смертью подтверждая правду своей проповеди. Теперь они поистине вместе. Вместе – как наследники Царства Божия и венцов награды; вместе – как учителя Церкви, любимые всеми, кто любит Господа Иисуса.

Одна из важнейших составляющих духовной жизни – это перемена имени. Имя – не кличка, не звук, но сама сущность человека, явленная словесно. Прежде, нежели Авраам стал Авраамом, он был Аврамом. Вначале найдя, а затем испытав его, Бог меняет ему имя добавлением еще одной буквы, что чрезвычайно многозначно, и лишь по недостатку места и времени мы не говорим об этом подробно.

Так же и Моисей, умирая на границе Земли обетования, передает власть и полномочия своему соратнику Осии. Тот должен ввести народ в Землю, но прежде Моисей меняет ему имя на – Иисус.

В Апокалипсисе среди прочих обетований Христос говорит, что даст «побеждающему камень белый, и на камне – имя его новое». То есть спасенные будут переименованы в Царстве Божием, подобно тому как меняют имя христиане при монашеском постриге.

Вот и празднуемые Петр и Павел не всегда носили эти – общеизвестные – имена. Петр был Симоном, а Павел – Савлом. Христос переименовывал Своих учеников, провидя их будущее служение и зная их внутренние свойства. Так и сыновья Зеведея – Иаков и Иоанн – стали «сынами грома». Симон же, сын Ионы, получил имя «камень», то есть Петр. Этот камень – доброе исповедание Иисуса как Сына Бога Живого. На этом исповедании до скончания века стоит и будет стоять Церковь.

Павел же означает «маленький» (с латинского «паулюс»). Проповедуя язычникам Евангелие, подобало Павлу носить такое имя, чтобы слух язычника не оскорблялся непривычным звучанием. Маленьким себя назвал великий Павел, потому что считал себя за «изверга», то есть «выкидыша». Считал себя за бесполезное существо, так как было время, когда он гнал Церковь Божию. Не правда ли, знаменательно это переименование? Чему оно учит нас?

Оно сводит воедино две необходимейшие вещи – твердость веры и личное смирение. В имени Петра – твердость скалы, о которую разбиваются любые волны. В имени Павла – добровольное самоуничижение, врачевство от гордости, грозящей духовной смертью всякому человеку.

Петр и Павел не зря поминаются вместе. Ведь не что-то одно нужно человеку, но обе добродетели. Твердая вера без смирения чревата крахом и разрушением. Смирение же без веры – бесполезное самоедство. Вот нам и очередной урок от такой, казалось бы, незаметной темы, как новые апостольские имена.

Продолжим разговор о Петре и Павле. У важных дат есть так называемые предпразднство и попразднство, то есть дни приготовления к торжеству и дни наслаждения смыслом прошедшего праздника. Так поступаем и мы, говоря о верховных апостолах трижды – как бы до праздника, в праздник и по прошествии его.

Всякий раз, когда мы причащаемся, мы повторяем апостольские слова. Кстати! Не забудем, что мы не можем причаститься, не вспомнив прежде Иуду-предателя и благоразумного разбойника! «Ни лобзания Ти дам, яко Иуда, но яко разбойник исповедаю Тя: помяни мя, Господи, во Царствии Твоем». Так молимся перед Чашей. Очевидно, потому, что всякий грешник перед Богом – разбойник, а самое страшное в вере – это измена, предательство. Лучше и не знать Христа, чем, узнав, променять Его на что бы то ни было.

И в этой же молитве есть слова Петра и Павла. Что самое главное из сказанного Петром? Исповедание, произнесенное в пределах Кесарии Филипповой в ответ на вопрос: «Кем Меня считают люди?». «Ты еси Христос, Сын Бога Живого», – ответил он тогда по внушению от Отца. Эти слова мы говорим перед причастием: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистинну Христос, Сын Бога Живаго».

А что говорил Павел? Ой, много. Но среди многого и это: «Христос пришел в мир грешников спасти, из которых первый – я». И эти слова мы повторяем перед Чашей.

После Петровых слов: «Ты – Христос, Сын Бога Живого», – мы добавляем: – «пришедший в мир грешников спасти, от них же первый есмь аз». Таким образом, причащаясь, мы молимся словами Петра и словами Павла, в которых – чистое исповедание, с одной стороны, и смиренное осознание своих грехов – с другой.

Мы чуть ранее говорили, что сами имена апостолов учат нас твердости веры и покаянию. Петр – Камень, Павел – добровольно умалившийся. Говорили, что человеку должно не просто верить, но верить и смиряться. Но и не просто смиряться, чтобы не зачахнуть от тоски, а именно смиряться и верить.

В особенности соединение веры и смирения требуется перед Чашей. Здесь максимальное напряжение внутренних сил и умное внимание сердца! Здесь подлинное приобщение к силе веры апостольской! Здесь существенное родство с Петром и Павлом, с Андреем и Иаковом, с Фомой и Матфеем. Да что с ними! Здесь единение с Самим Воплотившимся Словом, Которое и жизнь дает, и от всякого греха очищает.

Вот нам три урока от двух апостолов: 1) единство веры в живом многообразии, 2) соединение твердой веры и деятельного смирения и 3) приобщение к апостольскому духу у Святейшей Чаши. Все это да вместится в нас молитвами бывшего галилейского рыбака и бывшего ученика Гамалеилова.

Прежде всего скажем, что Апостол, как мы уже отмечали, никогда не читается без последующего чтения Евангелия, в связи с чем почти всегда количество апостольских чтений совпадает с количеством евангельских. Единственное исключение, когда читается один Апостол и два Евангелия, практически встречается весьма редко, но в теории присутствует. Так бывает только тогда, когда Благовещение Пресвятой Богородицы случится в один из трех первых дней Страстной седмицы (в Великий Понедельник, Великий Вторник и Великую Среду); последний раз так было в 2004 году, а следующий раз - в 2015 году. В этих случаях читается один Апостол праздника, тогда как полагается два Евангелия: дня и праздника.

На вечерне, утрене и часах, во всех случаях, когда положено чтение Апостола на этих службах, читается только одно апостольское зачало. В то же время на литургии не только возможно чтение нескольких зачал, но даже гораздо чаще по Уставу положено читать два зачала, тогда как чтение одного зачала бывает относительно редко. Главным образом, это связано с существованием подвижного и неподвижного круга богослужения, так что на литургии в большинство дней года употребляются чтения двух кругов: рядовые (1-е приложение Апостола) и неподвижным праздникам (месяцеслов, 3-е приложение). Также в некоторые дни года совершается сразу два праздника, каждый из которых имеет свое апостольское чтение. Далее рассмотрим, в каких конкретных случаях полагается читать одно, два или три зачала.

Одно апостольское чтение на литургии читается в следующих случаях:

1. На Господские двунадесятые праздники в любой день недели поется только один прокимен (прокимен гласа в воскресенье и прокимен дня в седмичные дни отменяются) и читается только Апостол праздника. В воскресные дни рядовое чтение или отменяется вовсе, или же переносится на следующее воскресенье (это возможно тогда, когда количество воскресных дней между Пятидесятницей и Неделей о мытаре и фарисее больше 32 и когда действует правило «отступки»). В седмичные дни рядовой Апостол (как и Евангелие) переносится на предыдущий день (если праздник случится во вторник, среду, четверг, пятницу или субботу) или на следующий день (если праздник случится в понедельник).

2. На Богородичные, великие и бденные праздники в седмичный день (кроме воскресенья) поется один прокимен (прокимен дня отменяется) и читается только Апостол праздника. В этом случае рядовое чтение переносится на предыдущий день (если праздник случится во вторник, среду, четверг, пятницу или субботу) или на следующий день (если праздник случится в понедельник).

3. В некоторые воскресные и седмичные дни периода пения Постной и Цветной Триоди отменяются службы Минеи, в этих случаях поется только прокимен Триоди (в Недели о мытаре и фарисее и о блудном сыне - прокимен гласа, так как для этих недель не назначено особого прокимена) и читается только рядовой (дневной) Апостол.

4. В дни памяти святых без знака, которым не положено в Уставе апостольское чтение, поется только прокимен дня (в попразднство - прокимен праздника) и читается только рядовой Апостол (например, 10 и 27 сентября, 5 и 9 ноября и др.).

5. В отдания Господских двунадесятых праздников поется только прокимен праздника и читается только рядовое чтение (см. 21 сентября), исключая вариант, если в этот день случится память великого святого.

Два апостольских чтения (вместе с ними и два прокимена, аллилуария, причастна) положены на литургии гораздо чаще, чем одно, а конкретно в следующих случаях:

1. В воскресные дни, если случится Богородичный праздник или святой, которому в Типиконе назначается апостольское чтение (почти все святые в месяцеслове, кроме некоторых святых без знака, имеют особое зачало на литургии), читаются воскресный Апостол и праздника (святого). Также поются два прокимена, аллилуария и причастна: сначала воскресный, затем святого.

2. В седмичные дни в случае памяти святых с полиелеем, славословием и шестеричных, а также вообще всех тех святых, которым в Типиконе назначается Апостол, читаются рядовое зачало и зачало святому, причем рядовое читается первым во все дни седмицы, кроме субботы. Также поются два прокимена, аллилуария и причастна: сначала дня (в попразднство - праздника), затем святого. Лишь в субботние дни периода от Недели Всех святых до Недели о мытаре и фарисее предваряет чтение святого и лишь затем читается рядовое (см. Типикон, глава 12-я), исключая периоды предпразднства и попразднства двунадесятых праздников. В эти субботние дни сначала поется прокимен (также аллилуарий и причастен) святого, затем дневной субботний.

3. Если в седмичный день случится недвунадесятый праздник Господский или Богородичный, соединяемый со службой святому, которому Устав назначает отдельные Апостол и Евангелие (например, 1 сентября, 1 и 26 октября, 27 ноября, 1 августа и др.), то читаются два зачала, причем прежде следует Апостол праздника, затем святого. Также поются два прокимена, аллилуария и причастна: сначала праздника, затем святого. В этом случае рядовое чтение дня седмицы переносится на предыдущий день (см. Типикон, 1 сентября).

4. В отдания Богородичных двунадесятых праздников всегда читается два Апостола. При этом если не совершается служба святому, то читаются рядовое зачало и праздника (см. 12 сентября), но поется один прокимен (вместе с ним один аллилуарий и причастен) - только праздника. Если же Устав назначает в отдание еще и службу святому (на отдание Введения во храм Пресвятой Богородицы - 25 ноября, а также в случае полиелейного или бденного святого), то читаются Апостол праздника и святого. Также поются два прокимена, аллилуария и причастна: сначала праздника, затем святого.

Три Апостола, как и три Евангелия, читаются достаточно редко, причем в этом случае всегда третье чтение присоединяется к одному из двух других (чаще всего к первому) и читается «под зачало». Последнее выражение означает, что присоединяемое зачало не имеет вводной фразы и переход к нему не выделяется голосом или интонацией, то есть чтение двух зачал происходит как в случае одного зачала с «преступкой». Так что внешне чтение трех Апостолов ничем не отличается от чтения двух зачал, тем более что в любом случае поется только два прокимена, аллилуария и причастна, а третий - опускается. Укажем три основных случая, когда может иметь место чтение трех Апостолов на литургии.

1. В предпразднства двунадесятых праздников, накануне праздников великим и бденным святым, а также накануне недвунадесятых праздников Господских и Богородичных, соединяемых со службой рядовому святому, почти всегда читается три Апостола (однако поются два прокимена, аллилуария и причастна: дня и святого). Это объясняется тем, что рядовые чтения, положенные в день самого праздника, в указанных случаях переносятся на предыдущий день (если праздник случится в понедельник, то на следующий, на вторник). Если же и рядовой святой в этот день имеет отдельный Апостол, то получаем, что необходимо прочитать три чтения: рядовое чтение настоящего дня, рядовое чтение грядущего дня и чтение святого. Легко понять, что два рядовых чтения в этом случае объединяются «под зачало», то есть читаются как одно чтение, а затем отдельно читается Апостол святого (см. Типикон, 20 ноября). Кстати, в этом случае часто не возникает никаких проблем с объединением двух рядовых чтений, так как нередко они идут последовательно, друг за другом, или же находятся довольно близко.

2. Если в неделю случится Господский недвунадесятый праздник, соединяемый со службой святому (1 сентября, 26 октября, 1 августа), то читаются три Апостола: праздника, рядовое воскресное «под зачало» и святого (в то же время поются прокимен, «Аллилуиа» и причастен праздника, затем святого, а прокимен, «Аллилуиа» и причастен гласа опускаются). Очевидно, что объединяются в одно зачало именно чтения Господского праздника и воскресное, так как воскресная служба также посвящается Господу Иисусу Христу. Причем всегда этот первый составной Апостол будет чтением с преступкой, так как чтения праздника и воскресное часто могут находиться в различных посланиях.

3. В Недели пред Воздвижением и по Воздвижении, имеющие особые чтения, зачастую также читается три Апостола, так как в эти воскресные дни не отменяется служба Минеи. Таким образом, в Неделю пред Воздвижением, например, будут читаться следующие чтения: Недели пред Воздвижением (зачало 215-е к Галатам), рядовое воскресное «под зачало» и святого Минеи (см. Марковы главы 7 сентября и 8 сентября, «аще в неделю»). Что касается пения прокименов, аллилуариев и причастных, то поются прокимен, «Аллилуиа» и причастен Недели пред Воздвижением, затем святого, а прокимен, «Аллилуиа» и причастен гласа опускаются.

Как уже было указано, три послания ап. Иоанна представляют собою иерархическую лествицу. Учение 1 Ин. прилагается во 2 Ин. к нуждам одной из окормляемых Апостолом Церквей, а 3 Ин. обращено к предстоятелю этой Церкви. При делении Новозаветных посланий на послания и письма, малые Иоанновские послания обычно относят к письмам. Этим они отличаются от других соборных "посланий". Что же касается 1 Ин., то оно вовсе не имеет эпистолярного характера. В нем не указаны ни отправитель, ни адресаты. Оно иногда понимается, как богословский трактат, сопровождавший распространение Четвертого Евангелия, или, наоборот, получивший в Четвертом Евангелии историко-догматическое раскрытие. Даже самое поверхностное чтение убеждает нас в чрезвычайной близости - и по форме и по содержанию, - которая существует между двумя памятниками.

Анализ 1 Ин. представляет почти непреодолимые трудности. 1 Ин. можно заучить наизусть, но пересказать его, строго говоря, невозможно. Послание состоит из отдельных афоризмов, часто необычайной глубины, соединение которых представляет собою, может быть, наиболее совершенный пример Иоанновской "цепи". Всякое деление 1 Ин. на его составные части должно быть признано условным. Послание отмечено несомненным развитием его основных мыслей, но провести в нем четкие грани представляется невозможным. Нижеследующее деление 1 Ин. тоже отнюдь не притязает на значение последнего слова по вопросу о его построении. Оно является столь же условным, как и все остальные, и не исключает других.

Первою частью послания можно считать отрывок 1:1 - 2:14, имеющий значение вводное. Апостол начинает с свидетельства о Боговоплощении (1:1-3 а). Ссылаясь на собственный опыт, он говорит о явлении в Боговоплощении вечной жизни. Термин "Слово жизни" (1:1) надо понимать в смысле ипостасного Слова пролога Ин., так же точно, как и Слово Божие Апк. 19:13. Цель послания - общение читателей с Апостолом, который сам пребывает в общении с Отцом и Сыном (1:3 б). Условие богообщения есть хождение в свете, которое противополагается греху (1:4-7). В борьбе с грехом Апостол различает две стороны: очищение греха, уже совершённого, и избегание новых грехов. Первое достигается искупительным подвигом Христа (ср. 1:7), как Ходатая перед Отцом (2:1-2). Именование Иисуса Христа Ходатаем делает понятным, почему Дух Истины в Ин. 14:16 именуется ά̉λλος παράκλητος. В русском переводе Нового Завета παράκλητος переводится "Утешитель" в Прощальной Беседе и: "Ходатай" в 1 Ин. 2:1. Иоанн употребляет одно слово. На западе нередко предпочитают общий в обоих случаях перевод: "Защитник". Как бы то ни было, ясно следующее: как иной Параклит, Дух Святой не тожествен с Сыном Божьим. Он есть другое Божественное Лицо. Но Его служение теснейшим образом связано с служением Сына Божия. Эта связь и выражается в употреблении тожественного термина. Вторая сторона борьбы с грехом есть избегание греха. Эта цель достигается соблюдением заповедей Божиих, которые сосредоточены в любви (2:3-10). Двукратное обращение к детям в стт. 12-14, сначала в формах настоящего времени - пишу, а затем - в формах аориста - я написал, должно подчеркнуть важность сказанного и сообщает единство всему отрывку 1:1-2:14, как первой, вводной, части послания. Апостол называет читателей "детьми", во-первых, как отец: (одного корня рождать, дети), во-вторых, потому, что они нуждаются в научении отроки . Но среди детей он различает две возрастные группы: более зрелых, которых он называет отцами, и менее зрелых, которых он называет юношами.

Пять стихов 2:15-19 звучат предостережением против мира. В мире, противополагаемом Богу (ст. 15) господствует троякая похоть: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская (ст. 16). И мир проходит. Присутствие антихристов, вышедших из среды верующих, доказывает наступление последнего времени (стт. 17-19). Как известно, термин "антихрист" встречается только в Иоанновских посланиях (ср. еще ст. 22, 4:3, 2 Ин. 7). В 2:18 это слово употребляется дважды. В первый раз, в единственном числе, хотя и без члена, оно имеет значение имени собственного, и предполагает понятие, хорошо известное читателям. Во второй раз, во множественном числе, оно относится к современникам Иоанна, выражающим дух Антихриста. В стт. 17-19 мы чувствуем ту же напряженность эсхатологического ожидания, которую мы уловили в Апк. Присутствие антихристов, хотя бы и не одного, а многих, говорит о близости последних сроков.

Верующие противостоят миру в обладании "помазанием от Святого" (ст. 20). Это - общая тема стт. 20-28. Помазание снова упоминается в ст. 27, и притом, дважды. Не может быть никакого сомнения в том, что "помазанием от Святого" ап. Иоанн обозначал дар Св. Духа. Верующим в Церкви дар Св. Духа преподается в таинстве миропомазания. В древности он преподавался чрез возложение рук. Поэтому и в 1 Ин. "помазание" надо понимать как приточный образ, который к форме таинства отношения не имеет. Но, по существу, учение о благодатном даре Св. Духа, о котором говорит Апостол в 2:20-28, несомненно, лежит в основании таинства миропомазания. О даре Св. Духа Иоанн говорит и в других местах Первого послания: в 3: 9 он его называет "семенем" Божиим. В 4:13 он говорит о даровании Духа, не прибегая ни к каким образам. В системе Иоанновского богословия обладание "помазанием от Святого" должно быть поставлено в связь с пришествием Духа Утешителя (ср. Ин.20:19-23), во исполнение обетования Прощальной Беседы, и с пребыванием Его в Церкви. Дар Св. Духа несет с собой положительное учение о Сыне, противополагаемое лжеучению анархистов. Из стт. 22-23 вытекает, что это лжеучение состояло в отрицании мессианства Иисуса и Его богосыновнего достоинства. С положительным учением связано для верующих пребывание во Христе (ср. стт. 24-28) и жизнь вечная (ст. 25). По мысли Иоанна, это положительное учение есть достояние всех верующих. В ст. 20 русский перевод "знаете всё" восходит к другим рукописям. Лучшие имеют не всё , а все : "вы все обладаете знанием". Знание дается "помазанием". Очевидно, христианское помазание, в отличие от ветхозаветного помазания священников и царей, распространяется на всех. Мы узнаем мысли Апк. (ср. 1:6 и др.), которые восходят, через 1 Петр., к богословию Евр. Но учение 1 Ин., как и учение Четвертого Евангелия, имеет имманентное ударение. Помазание и связанное с ним знание уже являются достоянием верующих. Больше того, каждый верующий, как обладатель познания, есть помазанник. Апостол думает об обожении верующих, и это обожение, "христотворение", есть дело Св. Духа. Св. Дух и здесь являет Христа.

Мысль о христианской жизни, как пребывании во Христе, намеченная в стт. 24 и 28, развивается в 2:29-5:12. Начало богоуподобления есть рождение от Бога (2:29-3:3). Богоуподобление есть предел. Как к конечной цели (ср. ст. 2), к нему ведет путь волевого усилия (ср. ст. 3). Рождение от Бога получает выражение в христианской праведности (3:4-24). которая сосредоточивается в деятельной любви, и в познании Бога (4:1-5:12). Христианская праведность предполагает некоторую объективную норму добра (3:4, 7). Ее осуществление и делается возможным благодаря рождению от Бога и пребыванию Его семени, т. е., опять-таки, дара Св. Духа, в рожденном от Бога (13:9). Объективная норма добра оттеняется, по контрасту, указанием на диавола (ср. стт. 8, 10), а в ст. 12-на Каина. Эта объективная норма дана в заповеди любви (ср. стт. 10 и слл.). На явлении любви делом и лежит усиленное ударение в стт. 16 и слл. В 3:22 слышится отзвук обетования Ин. 16:23-24. Это неудивительно, поскольку обетование Прощальной Беседы относится к возвращению Иисуса во Св. Духе, а в основании христианской праведности лежит семя Божие (3:9), которое мы отожествили с даром Св. Духа. Но заповедь Божия предполагает и веру во имя Сына Божия (ст. 23), и мы уже сказали, что тема следующего значительного отрывка (4:1-5:12) есть познание Бога. Отрывок начинается с призыва испытывать духов (4:1-6, ср. 3:24). Критерий, по которому отличается Дух Божий от Духа антихристова, есть признание Боговоплощения. Очевидно, еретики, отрицавшие мессианство Иисуса, умаляли силу Боговоплощения. Мы имели случай отметить, что Керинф разделял Христа и человека Иисуса. Отрицание Боговоплощения имеет это же значение. Оно подчеркнуто со всею силою в древнем разночтении ст. 3: разделяет , вместо не исповедует . Положительно, познание Бога осуществляется в любви (4:7-10). Начало любви есть любовь Божия к нам, та любовь, которая получила свое выражение в служении Сына Божия. Любовь к Богу неизбежно связана с любовью к брату (ср. ст. 21), и на любви к брату Апостол полагает главное ударение. Любовь есть выражение существа Божия (ср. ст. 16). Поэтому она неотделима от истинной веры (5:1, 5, ср. 3:23 и 4:14 в контексте), сама есть предмет веры (4:16) и восполняет недоступность Бога (4:1 2 , 15-16). Точное содержание веры дано в 5:6-8. В этом отрывке не все восходит к Иоанну. Стт. 7 б - 8 а (в русском переводе от слов "на небе" до слов "на земле" включительно), несомненно, не принадлежат к первоначальному тексту 1 Ин. Они попали в наш текст Нового Завета только потому, что в основании первых печатных изданий греческого текста новозаветных книг были положены поздние рукописи. В греческих рукописях Нового Завета ранее 15-го в. эти слова не встречаются. Они впервые стали известны на Западе: у латинских писателей (с конца 4 в.) и в латинских рукописях Нового Завета (с 8 в.). Они понятны, как толкование - вдумчивым читателем - учения 1 Ин. Учение послания, действительно, от начала до конца, говорит о тайне Св. Троицы, но догматическая формула 5:7 б -8 а составителю послания не принадлежит, и цитировать ее в катехизисах, как свидетельство Писания, нельзя. На ст. 6 мы уже останавливались. Его полемическое острие направлено против ереси Керинфа. Ударение в вере лежит на Боговоплощении и Искуплении. Представление о Духе, как о свидетеле, выражает одну из основных мыслей Иоанновского богословия, с которой мы уже встречались и в Первом послании: Дух являет Христа. Удостоверение веры есть жизнь вечная в Сыне Божием (стт. 9-12). В предложенном анализе послания, мы определили отрывок 3:4-24, как учение о христианской праведности, т. е. подчеркнули его практическое ударение, а отрывок 4:1-5:12 озаглавили: познание Бога, выдвинув, таким образом, его умозрительное содержание. Условность нашего деления 1 Ин., может быть, нигде не проступает с такой очевидностью, как в этом противоположении. Не замечательно ли, что заповедь Божия, обращенная, как таковая, к человеческой воле, требует от человека веры во имя Сына Божия (3:23), а познание Бога осуществляется в любви к брату? Этими наблюдениями доказывается не только условность нашего, - а думается, и всякого - деления 1 Ин., но и неразделимость в Иоанновском богословии стороны умозрительной и стороны деятельной.

Отрывок 5:13-21 можно понимать, как заключение послания. Как и в Ин.20:30-31, вера в Сына Божия есть начало жизни вечной (ст. 13). В стт. 14-17 читатели поощряются к молитве, в частности, и о брате, согрешающем грехом не к смерти. При этом, надо заметить, что определение "греха к смерти" не дается, и ничто в словах Иоанна не заставляет относить к этой категории те иди иные конкретные грехи. Многие толкователи считают, что "смертным грехом" в контексте послания должно быть отступничество. Точнее говоря, всякий грех может быть смертным, поскольку он выражается в сознательном противоположении воли человеческой воле Божией. Надо еще заметить, что в словах Иоанна, поощряющих к молитве о брате, согрешающем грехом не к смерти, нет прямого запрещения молиться о людях, повинных в смертных грехах. В стт. 18-20 напоминаются основные мысли послания, в частности, противоположение Бога и мира, и конкретное предостережение ст. 21, на котором, точно на полуслове, обрывается послание, звучит символическим выражением этого же контраста. Для Ин. языческие идолы были как бы материализацией господствовавшего в мире духа.

2 Ин. написано к ε̉κλεκτὴ κυρία (ст. 1). Каждое из этих двух слов можно понимать и как имя собственное и как имя нарицательное. Последнее представляется более естественным, и русский перевод: "избранной госпоже", отвечает обычному пониманию этих слов. Равным образом, в "избранной госпоже" естественно видеть не лицо физическое, а коллектив. Ее толкование в смысле одной из Асийских Церквей является общераспространенным. Если 3 Ин. написано к ее предстоятелю, небезынтересно отметить, что в "Апостольских Постановлениях" (7:46) Гаий называется епископом Пергамским. Конечно, это позднее свидетельство может и не быть исторически достоверным. 2 Ин. начинается с обращения (стт. 1-3), в котором Апостол подчеркивает свою любовь. Истина, как основание любви, заставляет думать, в Иоанновском богословии, о действовании Св. Духа. Стт. 4-11 содержат наставления. Апостол начинает с заповеди любви (стт. 4-6) и переходит к предостережению против обольстителей и антихристов (стт. 7-11). Из стт. 10-11 вытекает, что речь идет о странствующих миссионерах, которые могли быть и распространителями лжеучения. Как и в 1 Ин., признак, по которому определяется антихрист, есть отрицание Боговоплощения. 2 Ин. показывает, что в той местной Церкви, к которой обращался Апостол, были налицо опасности, вызвавшие составление Первого Послания. 2 Ин. есть приложение наставлений 1 Ин. к потребностям одной из Асийских Церквей, которые он окормлял своим апостольским служением. 2 Ин. кончается заключением стт. 12-13. Для полноты радости, Апостол выражает пожелание личного общения и посылает "избранной госпоже" привет от "детей сестры ее избранной", надо думать, от членов другой Асийской Церкви, может быть, Ефесской, - среди которых он находится, составляя послание.

3 Ин. обращено к "возлюбленному Гаию", которого старец любит по истине (ст. 1). В Новом Завете известны три Гаия в числе сотрудников ап. Павла: Гаий Македонянин (Деян. 19:29), Гаий Дервянин (Деян. 20:4) и Гаий Коринфянин (1 Кор. 1:14; ср. Римл. 16:13). Для отожествления одного из этих Гаиев, в конце пятидесятых годов с Гаием 3 Ин. 1, около 100 г., мы не имеем никаких данных. Имя "Гаий" было одно из самых употребительных. Радуясь той верности истине, которую проявляет Гаий, старец молится о его преуспеянии (стт. 2-4). В стт. 5-12 он говорит о приеме "странствующих братьев" (ст. 5 в тексте лучших рукописей). Очевидно, и здесь, как и в 2 Ин., Апостол думает о странствующих миссионерах, но уже не о еретиках, а о служителях Божиих. Из сопоставления стт. 5-8 со стт. 9-11 можно сделать вывод, что они были посланы Иоанном. На странствующих миссионерах, которые поддерживали связь между Церквами, мы в свое время (ср. стр. 181), останавливались. Иоанн вменяет Гаию в особую заслугу ту любовь, которую он к ним проявляет. Он оценивает ее, как служение (буквально - содействие) истине (Св. Духу? ст. 8). Но Иоанну препятствует Диотреф. Он не признает авторитета Иоанна и чинит препятствия странствующим миссионерам. Иоанн предостерегает против него Гаия (стт. 9-11). В ст. 9 он ссылается на письмо, отправленное им Церкви. Эту ссылку естественно понимать, как ссылку на 2 Ин. Из контекста вытекает, что Диотреф не хотел считаться и с этим посланием. В Димитрии, которого Апостол рекомендует Гаию (ст. 12), позволительно видеть тоже странствующего миссионера и подателя послания. Заключение 3 Ин. в стт. 13-15 параллельно заключению 2 Ин., с тем только различием, что Церковь не упоминается, а привет посылается от друзей и друзьям.

Из 3 Ин. вытекает власть Иоанна, которую он защищает против тех, кто ее отрицает. Но внимание современных ученых привлекла к себе личность Диотрефа. В конце XIX века в науке было высказано мнение, что Диотреф есть представитель монархического епископата, возникающего на месте прежнего патриархально-миссионерского строя. Это мнение подкреплялось ссылкою на 2 Ин., в котором одна из Церквей того круга, на который распространялось влияние Иоанна, именуется "госпожою", а равно и тем фактом, что послания св. Игнатия Богоносца свидетельствуют о самостоятельности отдельных Церквей. Однако, нельзя не отметить, что в предании, сохранившемся у древних писателей, Иоанн не противополагается епископам, а, наоборот, представляется окруженным епископами и действующим сообща с епископами. В сопоставлении с 2 Ин., в Диотрефе естественно видеть одного из тех обольстителей, против которых Иоанн предостерегает "избранную госпожу". Диотреф - носитель духа Антихриста. Его борьба с влиянием Иоанна означает попытку ереси пустить корни в Церкви. При таком понимании, 3 Ин. является, действительно, прямым продолжением 2 Ин. И поскольку Иоанн противится проискам Диотрефа, 3 Ин., вместо того, чтобы говорить о возникновении монархического епископата, как некоего новообразования в Церкви, - сильным словом утверждает апостольское основание Церковной иерархии.

Недавно перечитывая «Послание к Римлянам», я обнаружил новые для себя откровения из жизни Апостола Павла. Возможно, вы их обнаружили еще раньше и осознаете их еще глубже, чем это происходит во мне. Если это так, безмерно счастлив быть свидетелем той работы, которую совершает Дух Святой внутри нас.

Я назвал свою небольшую статью «ТРИ «Я» АПОСТОЛА ПАВЛА». «Не якай!» ;«Я» — последняя буква в алфавите!» — кричали мы друг другу в детстве, желая оборвать «заяковшегося» самохвала. Уверовав в строгой консервативной церкви, где всякое «яканье» было ТАБУ с большой буквы, говоря о чём-то, что-то рассказывая, старался, по возможности, даже не употреблять, в своих обращениях букву «Я» избегать в своём лексиконе это «самовыпячивающееся Я». Кстати, очень НЕПЛОХОЕ ТАБУ: говорить не о себе, не о своем. Но говорить о Нём, говорить о ЕГО. Но, оказалось, что есть, есть случаи, когда можно и ПОЯКАТЬ! Вот, например, Павел — якал! При этом знаем, что был очень скромный человек и знал меру! Биограф Д. Полок о Павле: был не из бедной семьи и сильный духом человек! Что, не стыкуется? Скромность и мера с богатством и силой духа?

Посмотрим Писания.

Римлянам глава 1 ст. 14-16.
Я должен и Еллинам и варварам, мудрецам и невеждам.
Итак, что до меня, я готов благовествовать и вам, находящимся в Риме.
Ибо я не стыжусь благовествования Христова, потому что оно есть сила Божия ко спасению всякому верующему, во-первых, Иудею, потом и Еллину.

«Я, я, я». Но каков характер этого «яканья» Павла?

• 1-я должен.
• 2-я готов.
• 3-я не стыжусь.

Стремление служить людям, жить для утверждения в их жизни спасающего Евангелия.

Я ДОЛЖЕН — сейчас крайне непопулярное понимание состояния жизни, и не только в светском обществе.

Долг — это обязательство, которое ты выполняешь. В отношениях с Богом выполняешь свой долг, свои обязательства добровольно и доброохотно. «Доброхотно дающего любит Бог.» Павел, еврей, в культуре которого — отделять себя от язычников, пишет, что должен Грекам и Варварам. Евангелие в которое уверовал Павел; должен сказать всем о вере в своего Мессию Иисуса, встреча с Которым по дороге в Дамаск так изменила Павла; встреча, которую он ценил выше своего религиозногог воспитания и религиозных чувств, приобретенных с детства.

Примерно в это же время он пишет Тимофею (1 Тим. 2-7):«для которого я поставлен проповедником и Апостолом, — истину говорю во Христе, не лгу, — учителем язычников в вере и истине.»

Итак, первое «Я» привело еврея Павла к добровольному долгу служения неевреям.

Второе «Я» Ап. Павла: «Я ГОТОВ».

Такое ощущение, будто он — как солдат, который находится на службе: глубокой ночью этого солдата по имени Павел будят и говорят: собирайся, нам пора, сегодня поход, марш бросок; и солдат уверен но говорит: Я ГОТОВ! Без дремоты и запинаний. Я ГОТОВ! Павел был готов идти в Рим и проповедовать там Христа …Павел готов потому, что Иисус, Которого он знает, и есть истина. Только после встречи с Ним Павел стал другим человеком Римский гражданин, из богатой семьи, он знал многое; в своих проповедях он цитирует Платона и Аристотеля. Но в Рим он спешит с Благой Вестью. «Я ГОТОВ!»

Знаем ли мы силу Благой Вести, как знал её Павел?..

«Я НЕ СТЫЖУСЬ». Третье «Я» Апостола Павла.

Не прячет, не таит, не выбирает, кому ее говорить, а кому нет. Павел не прячет Евангелие в «мешок своего христианства». В одном из своих наставлений Павел говорит: «проповедуй слово, настой во время и не во время…» (2 Тим. гл. 4 ст. 2).

«Тот, кто убил, должен умереть».

Труп оказался неожиданно тяжелым. Тащить его сквозь густые и колючие кусты пристанционного скверика было несподручно, и Локис, который держал мертвого человека за широкие плечи, пятился, раздвигая кусты спиной, сквозь зубы чертыхался, глухо ворчал.

Заткнись, - негромко, но достаточно внушительно предложил ему сообщник в офицерской форме. Обутые в брезентовые сапоги ноги трупа он сунул себе под мышки, цепко обхватив начавшие стынуть ноги мертвеца руками. Идти ему было куда легче. - Проглоти язык, падла…

Как нужен для «мокрухи» - так Локис, а как что, так сразу «падла», - огрызнулся первый, порывисто дыша, все-таки ему действительно трудно было идти. Но тут же и смолк и дальше не раскрывал рта, пока убийцы не пересекли поляну и не вошли в начинавшийся за станцией лес.

Достаточно, - сказал тот, кто шел позади. - Остановись, Локис. Здесь и зароем. Так будет надежнее. Лопату не потерял?

Тут она, на месте лопата, - отозвался Локис.

Он отпустил мертвеца, и тот глухо, почти неслышно, смягчили удар опавшие листья, лег на сырую после недавнего дождя землю. Затем Локис снял с плеча штыковую лопату, она висела за спиной на ремне, как винтовка, поверх того ремня, который удерживал на шее Локиса автомат ППШ.

Копай, Локис. И поглубже, чтоб собаки не разрыли.

Хорошо, Апостол, - покорно согласился Локис. - Вырою как надо… Дело мне знакомое.

До войны он был могильщиком в городе Луцисе.

…Часа за два до этих событий к станции, у которой сейчас Апостол и Локис укрывали труп, приближался пассажирский поезд, он шел из Таллина в Луцис. В одном из вагонов ехал молодой парень, судя по одежде недавно демобилизованный из армии. На нем были защитного цвета штаны галифе и такая же хлопчатобумажная гимнастерка, на ногах - брезентовые сапоги. Вещевой мешок пассажир положил в изголовье, накрыл мешок ватником, а поношенную кепку повесил на крючок в стене вагона.

По обличию он ничем не выделялся среди тысяч и тысяч парней, которые передвигались по стране в старых армейских гимнастерках и несношенных солдатских сапогах. В том трудном сорок седьмом году бывшие герои войны в массе своей не успели обзавестись штатскими костюмами, они щеголяли в серых шинелях и ездили в вагонах, где молоденькие проводницы не подавали комплекты свежего постельного белья всего лишь за рублевку.

Время было позднее, но пассажир не спал. Он лежал, устроив голову на рюкзаке, глядел на нижнюю полку под собой и улыбался своим мыслям.

Полки в вагоне были заняты, в том числе и третьи, предназначенные для багажа. Но считалось, что в этом рейсе вагоны идут свободными, ведь никто не лежал, не сидел и не стоял между полками и в проходах.

Места, по которым шел сейчас поезд, были тогда неспокойными, и потому команду от входа «Приготовить документы! Проверка!» пассажиры восприняли как должное.

Их было только двое, проверяющих. Среднего роста старший лейтенант в форменной фуражке внутренних войск и плечистый, высокий старшина с пилоткой на голове. Пилотка была явно мала для большеголового парня, и старшина морщился, когда она сползала с макушки на то или другое ухо, только никто этого не замечал. Люди суетились, лезли за пазуху и доставали бумаги, удостоверявшие их личность.

Когда эти двое подошли к парню в брезентовых сапогах, он уже сидел на полке и держал паспорт в руке. Старший лейтенант едва глянул на первую страницу, довольно хмыкнул и через плечо передал документ сопевшему за его спиной старшине.

Парень недоуменно смотрел на них, и, предваряя его вопросы, старший лейтенант сказал:

Сейчас сойдете с нами… Мы должны доставить вас коменданту.

Потом нагнулся к его уху и шепнул:

Вас хочет срочно видеть наш командир. Идемте с нами, товарищ.

Громко старший лейтенант сказал:

Собирайтесь с вещами! Сейчас остановка…

И заговорщицки подмигнул пассажиру.

На перроне было пустынно. Здесь никто не сошел и никто не садился, да и поезд стоял одну минуту. Дежурный по станции выглянул, вышел ненадолго, встретил и проводил поезд и убрался к себе, даже не взглянув на тех троих, оказавшихся в этом глухом месте ночью.

Сюда, - сказал старший лейтенант, - мы находимся неподалеку, за станцией. Там вас ждут.

Он пошел впереди в ту сторону, от которой прибыл поезд. Следом двинулся бывший пассажир. Замыкал шествие до сих пор не произнесший ни слова старшина в пилотке.

Когда миновали пристанционные строения, багажный пакгауз, справа осталась водокачка, старший лейтенант резко свернул влево. Они поравнялись с едва угадывавшимися во тьме сараями, идущий впереди сказал по-литовски:

Скоро будем дома, Локис.

Это был условный сигнал. Услышав его, старшина сунул руку за голенище и вытащил длинное шило, насаженное на деревянную ручку. Изогнувшись, он улучил момент и с силой вонзил шило под левую лопатку тому, кого они со старшим лейтенантом только что сняли с поезда.

Сначала убери аккуратно дерн, - приказал «старший лейтенант», которого Локис называл теперь Апостолом. - Сумеешь сделать все незаметно?

Локис обиженно хмыкнул:

Я столько бункеров в лесу соорудил… Мне ли не уметь?

Хорошо-хорошо, - успокоил его Апостол. - Ты давай рой, а я постерегу… Не нравится мне здесь. Уж очень тихо вокруг. Да и чересчур гладко у нас получается. Ты так не считаешь?

Апостол закончил фразу и, не дожидаясь ответа, исчез в темноте.

Локис проворчал неразборчиво и принялся за работу. Прошло около часа, прежде чем яма была готова. Локис выпрямился в яме, края доходили ему до плеч, выбросил лопату и, держась за руку подоспевшего Апостола, выбрался на поверхность.

Все готово, - сказал бывший могильщик. - Тут его ни собаки, ни энкавэдисты днем с огнем не отыщут. Кладем, что ли?

Кладем, - согласился Апостол. - Только поаккуратнее… А то как бы нам его стоймя не зарыть.

Локис - мастер в похоронном деле, - отозвался убийца. - Успокоим миленького по высшему разряду. Встретим его на том свете - нам же еще и спасибо скажет.

Да ты циник, Локис, - усмехнулся во тьме Апостол. - И к тому же провидец…

Чего-чего? - подозрительно спросил Локис. - Какой-такой циник?

Ладно, это я так, - примирительным тоном проговорил Апостол. - Философ ты, я хотел сказать, мудрый, значит, человек.

Ага, - согласился Локис. - Это годится… беремся?

Вдвоем, теперь за ноги держал мертвеца Локис, они опустили труп в яму. Апостол включил на мгновение фонарик, вместе с лучом электрического света заглянул в могилу и удовлетворенно кашлянул. Локис поплевал на ладони, взял в руки лопату и вонзил ее в кучу свежевырытой земли.

Он успел сбросить вниз всего три лопаты грунта. Медленно двигаясь, Апостол зашел Локису за спину и, когда тот нагнулся в четвертый раз, выхватил из-за пазухи пистолет и трижды выстрелил, приставив удлиненный ствол к широкой спине уже теперь бывшего сообщника.

Тот, кто убил, должен умереть, - пробормотал Апостол фразу из «Метафизики нравственности» Иммануила Канта и во второй раз осветил фонариком двойную могилу. Затем принялся быстро зарывать ее.

Закончив, Апостол тщательно утоптал поднявшийся холмик, аккуратно обложил пространство разрытой земли дерном и забросал могилу собранным им загодя валежником.

Он так и оставался в фуражке с васильковым верхом. Почувствовав, как вспотела голова, Апостол снял фуражку, вытерся платком, непонятно от чего глубоко вздохнул и направился к станции.

Теперь Апостол был один. Так и полагалось по его особой должности на этом свете.